Книга На задворках вечности. Часть II. В шаге от бездны - Галина Раздельная

Их гомонящие мысли багрились уже подкошенными смертями, но рабам было мало. Ничто не могло утолить их необъемлемый страх, ничто не закрывало глаза настолько, чтобы не видеть внутри себя отголоски своего ничтожного рабства. Заведённые кровью и лёгкостью разрушений, Оборотни оплетали пагубной энергией планету. Их когти впивались в твёрдую сушу и податливые лазурно-серебристые океаны, скребясь ещё дальше, вгрызаясь глубже. Оставив преследования жизни на поверхности, рабы принялись за саму планету. Энлиль вновь ощутил в них единство. Оборотни врастали мыслями один в одного, словно соединяясь в нераздельное энергетическое существо. И это существо тянуло свои многомиллионные щупальца к жарким недрам, окуная их в раскалённую и без того неспокойную алую мантию магмы.

Не спавшая никогда тектоника планеты всколыхнулась. Все её трещинки запели единым подземным воем. Тысячи седых вальяжных вулканов и разломов в одночасье выдавили из себя нагнетающий гул. Оборотни ещё прочнее сплелись разумом и делом. Их общее детище грозилось пролиться первобытным огнём, преображая поверхность планеты в её прекрасный забытый лик, давно притрушенный тонким настилом континентов и вод.

Огромные, выжидавшие своего дня вулканы набирали последний глоток. Энлиль переживал все помыслы рабов и преисполнялся движущими ими намерениями, но не мог пока что помешать им. Недостаточно крепкими ещё были узы между сплетающейся силой невольников. Наёмник прекрасно понимал, что не остановит трёх Оборотней по отдельности. Пока он будет возиться с одним из них, двое успеют покинуть Ринну и затеряться внутри Республики. Прежде чем действовать, существа должны стать чем-то целым.

Не видящие ничего и никого, рабы продолжали подчинять себе недра планеты. Как раскалённый гной, магма напирала на тонкую хрупкую кору земли. Первыми подались глубинные впадины всех трёх океанов. В нескольких местах нарастали скрежещущие землетрясения, освобождающие быстро вырывающуюся в воду плоть планеты.

Цепная реакция была запущена – разум Оборотней соединился. Последовали яростные извержения наиболее нетерпеливых наземных вулканов, где-то уже формировались зачатки цунами, обрисовываясь маленькими белыми гребнями, грозящими вырасти в километровые волны.

Пленительная игра природы развивалась на всех континентах планеты, соединённая одной сетью внутренних тектонических сдвигов. Погружённые в хаос очнувшейся земли, Оборотни отчасти впали в кровавое небытие. Их разум сковался в неделимый увесистый слиток, и, подобравшись к одному из рабов, Энлиль видел в нём остальных двух невольников, хоть те и находились на других континентах планеты.

Высокое, преисполненное мрачного притягательного света стройное создание с аметистовой шёлковой кожей, плотно прикрытое сочащейся из него лилового окраса энергией едва дёрнулось в сторону наёмника, но тяжесть от взъерошенной разрушениями планеты сделало Оборотня неповоротливым и очень медлительным. Энлиль с ходу захватил раба, без раздумий разрывая его жизнь изнутри. Вместе с погибающим существом далеко от него мучительно медленно умирали связанные с ним Оборотни.

Отбросив невольника, Энлиль поспешно вцепился в выпущенные из его разума важные нити, удерживающие запущенные тектонические процессы на планете. Скрупулезно, пазл за пазлом, наёмник начал восстанавливать потревоженные внутренности грохочущего небесного тела. Но неохотнее всего отзывались поверхность и возмущённая всклокоченная вода. Она уже жила в облике вскипевшего дикого цунами. Его молчаливые волны угрожающе быстро приближались к берегам континентов, стремясь ввысь, поглощая себя же и разрастаясь с каждым пройденным километром.

Энлилю было сложно что либо противопоставить осквернённой природе, в её разгневанном обличии. Не придумав ничего стоящего, командир возвёл ответное цунами, но состояло оно не из взбаламученной и ревущей чёрной воды, а его мыслей и энергии. Налетев на невидимый щит, цунами высвобождало спрятанную в себе накопленную мощь, откатывая назад и вновь врезаясь в препятствие. Зажатая между руками Энлиля, вода неохотно успокаивалась. Этот губительный танец стихий продолжался до седой звёздной ночи и закончился лишь с последним хрипом недовольного убаюканного подводного вулкана.

Прощупав прочность и недолговечность тектонических взаимодействий планеты, Энлиль не спеша восстанавливал растраченные силы, основательно вбирая и трансформируя энергию из окружающего его пространства. Уставшим он себя не чувствовал, скорее немного вымотанным однообразием проделанной длительной работы.

Неподалёку умирал поверженный им раб. Энлиль только сейчас заметил, что смертельно раненое существо всё ещё мучилось в затянувшемся предсмертном томлении. Наёмнику стало дурно от самого себя. Приблизившись к Оборотню, Энлиль накапливал энергию в сжатой руке. Один удар, как запоздавшее милосердие, должен оборвать страдания всех троих невольников.

Командир присел рядом с постанывающим полубессознательным существом. Его аметистовая кожа практически обуглилась, искрящиеся светом волосы потускнели до графитового грязного оттенка и не испускали разрядов, свечение исчезло, энергия более не струилась от омрачённого копотью тела. Умирающий смотрел в звёздное чистое небо, хоть Энлиль и ощущал, что тот лишился любого зрения от первого удара. Но существо смотрело жадно, требовательно, испугано, не шевелясь. Наёмник проследил за его взглядом, не увидев ничего, кроме густой, невообразимо мрачной, сжимающейся сингулярностью темноты.

Энлиль практически высвободил удар. Его энергия замерла всего в миллиметре от растерзанной жизни невольника. Рука наёмника нависала над грудной клеткой, но внимание его было приковано к тому, что манило существо, что манило всех троих Оборотней, ещё связанных единым разумом. Их взор впитывался в черноту неба, но не был связан с ярким звёздным небосводом. Рабы всматривались в нечто отдалённое, невероятно далёкое и внушительно большое. Энлиль позволил своим мыслям присоединиться к затягивающемуся разуму, не опасаясь попасться в его власть. Глаза Оборотней стали его глазами, их разлетающиеся пеплом рваные мысли перетекли к наёмнику. Он прикрыл веки и более не замечал окружающего пейзажа. Теперь его взор, как и отцветающие серые жизни Оборотней, тянулся в сжатую темноту.

Энлиль всё внимательнее оглядывал застывшую сингулярность мрака. Ни движения, ни проблеска – заполненная пустота – нереальная и притягательная. В её владения стремились мысли ещё дышавших рабов, к её порогу тянулись их перепуганные, дрожащие души и не было ни единой преграды, которая могла бы помешать этому магнитному омуту.

Пошатнувшись, наёмник отпрянул назад, практически покидая общий разум Оборотней. Мрак смотрел на него. Энлиль был уверен, что ему это не привиделось, не сейчас. Застывшая сингулярность рисовалась чёрным огромным зрачком живого ленивого глазного яблока. И тот, кто в ответ рассматривал командира, морщился, напуская в свой взор золу гнева и дикого, неподдельного презрения.

Энлиль поспешно вырвался прочь. Ненужное ему сердце тараторило предательской, учащённой канонадой внутри похолодевшего тела. Наёмник отступил на несколько шагов назад, но тут же, пересиливая страх, вновь подбежал к умирающему. Возвращаясь в его разум, Энлиль со всей доступной ему силой ухватился за рабскую сущность Оборотней, рванув тех на себя. Ему не за что было держаться, негде найти достаточно крепкой опоры. Силы наёмника расходовались с каждым напрасным энергетическим импульсом, уходящим во всю ту же тишину сингулярности, но Энлиль не останавливался, ещё не понимая, что заведомо проиграл начатое противостояние. Он продолжал удерживать невольников, уступая и уступая превосходящей его давящей темноте. А она всё поглощала Оборотней, возвращала к себе, туда, где были вбиты кольца смиряющих их цепей рабства. Постепенно сущности убитых перетекали во власть далёкой чёрной дыры, выскальзывая из рук наёмника. Их будущее вновь подчинялось сценарию неволи, готовому воплотиться в новой жизни, и Энлилю не удавалось разорвать окутавшие их окаменевшие веревки.